Добронравов поэт стихи, Стихи великих. Памяти поэта Николая Добронравова — Климовская центральная библиотека
Песни на стихи Николая Добронравова почти всегда обозначали собой время, служили яркими векторами событий. Жил в Москве. Кто-то, робко подкравшись сзади, как мышонок, сопит, сопит, незнакомцу, мне руку гладит… Нет в детдоме вакантных мест, и другие - детьми забиты.
Жизнь открыта недобрым ветрам. Только истинный выстоит храм. Ты мой сын. Ты сын России. Не молись чужим богам. Гнутся деревья, гнутся к земле. Ты не согнёшься. К дому родному даже во мгле Снова вернёшься. Тростники всё шумят над рекой. Я на помощь несчастным иду. Я зажгу над родимой землёй Среди туч золотую звезду. Трудно соколу в небе лететь. Трудно песню о родине петь.
И никто, никто не знает, Сколько нам ещё терпеть… Гнутся деревья, гнутся к земле. Мы не согнёмся. К нашим истокам даже во мгле Снова вернёмся. Край родной, нашу веру спаси! Будем жить, только правдой дыша. Мы вернёмся к своим родникам. И пока жива Россия, Вместе петь и плакать нам… Гнутся деревья, гнутся к земле.
Истинной верой даже во мгле Вместе спасёмся! Остаюсь Вот пришло письмо издалека, Где живут богато и свободно. Пусть судьба страны моей горька, - Остаюсь с обманутым народом. Пусть судьба печальна и горька. Мы - изгои в собственной стране, Не поймём, кто мы, откуда родом. Друг далёкий, вспомни обо мне - Остаюсь с обманутым народом. Друг далёкий, вспомни обо мне. Слышен звон чужих монастырей: Снова мы себя переиначим. На обломках Родины моей Вместе соберёмся и поплачем, На обломках Родины моей.
Мы ещё от жизни не ушли, Цвет берёз не весь ещё распродан, И вернутся снова журавли - Остаюсь с обманутым народом. И вернутся снова журавли. Не зови в дорогу, не зови. Верой мы сильны, а не исходом. Не моли о счастье и любви - Остаюсь с обманутым народом. Русский вальс Песня-печаль. Дальняя даль. Лица людей простые. Вера моя, совесть моя, Песня моя - Россия.
Время даёт горестный бал В Зимнем дворце тоски. Я прохожу в мраморный зал Белой твоей пурги. Русский вальс - трепетный круг солнца и вьюг. Милый друг, вот и прошли годы разлук. Милый друг, вот и пришли годы любви. Русский вальс, нашу любовь благослови! Жизнь моя - Русь.
Горе и грусть. Звёзды твои седые. Издалека я возвращусь Песней твоей, Россия. Всё позабыв и не скорбя, Можно прожить вдали. Но без тебя, но без тебя Нет у меня любви. Вешних лугов, Праведных слов Буду беречь ростки я. Вера моя, удаль моя, Песня моя - Россия. Нас нельзя победить Нас нельзя победить. Можно только предать. Да и то, если местный отыщется тать. Мы сильнее других, процветающих стран. Против нас есть одно лишь орудье - обман. И тихонько сказал притаившийся тать: «Наше время пришло.
Время Русь разрушать. Мне из адского Штата звонил сатана И сказал, что Россия обречена. И теперь я без прежнего страха берусь В одночасье разрушить Великую Русь. Ту страну, что цари собирали века, Разгромлю, раздроблю и продам с молотка! Только бросили петь. Только небо над родиной стало темнеть. Ну, а мы… благодушно смотрели на мир. Не заметили мы, как ворвался в эфир Этот голос, приставленный к горлу с ножом С фонограммы, записанной за рубежом: «Ах, любо, братцы, любо в мышленье новом жить!
Чего б ещё разрушить, кого б ещё прибить? Заводы я разрушу. Разрушу и НИИ. Науку оглоушу. Не возникай, ни-ни!
Как девок на экране, раздену я страну. Затею я нелепую, доходную войну. В рекламе - показуха. А в душах - пустота. Распнём теперь по новой мы вашего Христа.
Он заразу не сразу, не сразу поймёт… Собираются с силами люди с трудом. Ждут, покуда не грянет над избами гром. Лёд ломает река. Ощетинился бор. Начинает весна свой бурлящий собор. И пускай на подъём он неспешен, нескор, Но сойдётся Великий Российский собор. Дай мне руку, мой брат, партизан-белорус! Сбросим с плеч недоверия тягостный груз… Наша мощь не в богатстве, а в братстве людей, В братстве песен, стихов, и молитв, и церквей.
Нам славянскую веру и речь возрождать, Из обломков страны - вновь Союз собирать. Пусть не сразу, не вдруг, но развеется мгла, И проснутся Всесильные Колокола.
Сквозь туманы и снег воссияет окрест, Позовёт к единенью Страдальческий Крест… Из руин мы поднимем порушенный дом. Из руин, как цари, снова Русь соберём! Читает Николай Добронравов:. Нынче слово «товарищ» у нас не в чести. И над искренней дружбой смеются Профурсетки экранные. Бог им прости… Много видов у нас проституции. Повсеместно приказано всем позабыть, Как мы жили, друзьям помогая. Нынче в моде другая, обманная прыть. Нынче жизнь у народа другая.
Что ни день - то гроза. Что ни час - то беда. Пребывание в страхе животном. Кто-то сверху кричит: «Господа! Нету слуг у меня. Мясо редко бывает к обеду. По утрам на работу, эпоху кляня, В переполненном транспорте еду. Пацанёнок шипит на Героя Труда: «Старикашка, в помойке не ройся! Пир во время чумы. И держава распалась на части. И успехи скромны. И утехи срамны. Мы теперь - господа по несчастью.
Хлеб Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями, Помним в горькие годы ясней, чем себя мы. Хлеб везли на подводе. Стыл мороз за прилавком. Мы по карточкам хлеб забирали на завтра. Ах какой он был мягкий, какой был хороший! Я ни разу не помню, чтоб хлеб был засохший… Отчего ж он вкусней, чем сегодняшний пряник, Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями? Может быть, оттого, что, прощаясь, солдаты Хлеб из двери теплушки раздавали ребятам. Были равными все мы тогда перед хлебом, Перед злым, почерневшим от «Юнкерсов» небом, Пред воспетой и рухнувшей вдруг обороной.
Перед жёлтенькой, первой в семье похоронной, Перед криком «ура», и блокадною болью, Перед пленом и смертью, перед кровью и солью. Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями, И солдаты, и маршалы вместе рубали. Ели, будто молясь, доедали до крошки. Всю войну я не помню даже корки засохшей. Что ж так хочется крикнуть: «Мы всё те же! Всё те же! Белой булки кусок кем-то под ноги брошен. Всю войну я не помню даже крошки засохшей… Мы остались в живых.
Стала легче дорога. Мы черствеем, как хлеб, которого много. Беловежская пуща Заповедный напев, заповедная даль. Свет хрустальной зари, свет, над миром встающий. Мне понятна твоя вековая печаль, Беловежская пуща, Беловежская пуща.
Здесь забытый давно наш родительский кров, И, услышав порой голос предков зовущий, Серой птицей лесной из далёких веков Я к тебе прилетаю, Беловежская пуща. Многолетних дубов величавая стать. Остров - ландыш, в тени чей-то клад стерегущий… Дети зубров твоих не хотят вымирать, Беловежская пуща, Беловежская пуща. Неприметной тропой пробираюсь к ручью, Где трава высока, там где заросли гуще.
Как олени с колен, пью святую твою Родниковую правду, Беловежская пуща. У высоких берёз своё сердце согрев, Унесу я с собой, в утешенье живущим, Твой заветный напев, чудотворный напев, Беловежская пуща, Беловежская пуща. Поёт ВИА «Песняры». Музыка: А. Ветка рябины Не шелохнётся, не дрогнет калитка, Тают следы на ином берегу… Линия жизни - пунктирная нитка, Ветка рябины на белом снегу.
Ах, не одни мы судьбу проглядели. Кружит над церковью белая мгла… Ах, не напрасно так плачут метели - Я твоей песней когда-то была.
И у огня мне теперь не согреться, Зимнею полночью глаз не сомкну. Вот и трепещет усталое сердце Веткой рябины на белом снегу. Не шелохнётся, не дрогнет калитка, Тают следы на ином берегу… Горькая, горькая чья-то улыбка - Ветка рябины на белом снегу.
Это судьбы нашей горькой улыбка - Ветка рябины на белом снегу. Поёт Валентина Толкунова. Я не могу иначе Нет без тревог ни сна, ни дня. Где-то жалейка плачет… Ты за любовь прости меня, Я не могу иначе… Я не боюсь обид и ссор. В реку обида канет… В небе любви такой простор - Сердце моё не камень. Ты заболеешь - я приду, Боль разведу руками. Всё я сумею, всё смогу - Сердце моё не камень. Я прилечу - ты мне скажи, Бурю пройду и пламень. Лишь не прощу холодной лжи - Сердце моё не камень.
Видишь - звезда в ночи зажглась, Шепчет сынишке сказку… Только бездушье губит нас, Лечат любовь и ласка. Я растоплю кусочки льда Сердцем своим горячим. Буду любить тебя всегда - Я не могу иначе. Эстрадный тост Мир эстрады, как прежде, неистов. Только есть измененье в судьбе: Выбегают на сцену «артисты» - Аплодируют… сами себе! Сколько в аплодисментах старанья! Сколько в них любованья собой! То ли просят они подаянья, То ли власти хотят над толпой… И когда побеждает бравада Этих странных, нелепых хлопков, Вспоминается наша эстрада Не таких уж далёких годов, Где рождалось само вдохновенье Под российский щемящий напев… Сколько гениев было на сцене, Сколько было на ней королев!
Были розы на сцене и слёзы, - Но в тогдашней нелёгкой судьбе Не просил подаянья Утёсов, И Вертинский не хлопал себе! Нынче творческий труд обесценен, И сомнителен весь хит-парад.
Ах, как хлопают бодро на сцене! Ах, как искренне в зале молчат… Люди знают дурную манеру Этих так называемых «звёзд», Разевающих рот под «фанеру», Лишь себе посвящающих тост. Почитай мне стихи Почитай мне стихи - буду слушать твой голос негромкий. В эту зимнюю ночь я открою ворота весне. Почитай мне стихи о далёкой, как сон, незнакомке, Почитай мне стихи о пленившей Шираз Шагане.
Нас к холодным огням зазывают электрогитары, Всё насыщенней дни, всё короче влюблённости срок. Только Демон летит, всё летит к изголовью Тамары, Всё звучит над землёй бесконечный его монолог. Наша юность уйдёт, как уходят с проспектов трамваи, И встречаться другим с непохожей на нашу весной.
Остаются стихи, остаются стихи - и я знаю: Все стихи на земле о тебе, о тебе об одной. Первоапрельское В старой, пахнущей хвоей, родительской спальне Сизый ветер, проснувшись, то шумел, то стихал. Я отсюда из леса Вам направил посланье В самых нежных, подснежных стихах. Я письмо сочинял Вам под радугой-аркой, все цвета её спектра были мной зажжены. И для Вас я наклеил солнца рыжую марку На зелёный конвертик весны.
В Вашем городе дымном, - я прошу не сердиться, Если чуть старомоден и от счастья смешон, В это раннее утро к Вам в окно постучится В чёрном кителе грач-почтальон. Вышло время надежд моих. Очень много сказать хотел, ради песни на всё готов. Нет возможности. Есть предел. Мало верных людей и слов.
Что останется после нас? Чьё ученье и чей рассказ? Разве выскажешь гром, грозу, этот воздух, и тьму, и свет? Пел подснежник весну в лесу. Слов у нас этой песни нет. Так безумно тебя любил, что сказать не хватило сил. Драгоценна твоя слеза. Что словесность в сравненье с ней? Не уста говорят - глаза, и мелодия слов сильней. А потом… разве я герой?
С детства в сердце жила боязнь, что казалось строфе порой - шли слова из стихов на казнь. Уж такой был в душе накал, а не высказался - смолчал… Но молчанье ещё не ложь. В интонации между строк, друг заветный, лишь ты поймёшь, что хотел сказать, да не смог. Всем свой стих. И всему свой час.
Вновь забвенья взойдёт трава. Но останутся после нас недосказанные слова… [] Читает Николай Добронравов:. Невечное сердце Вечер нахмурился.
Дождик сечёт по карнизам. Ветра зигзаги да луж бесноватые блюдца. Я, словно пулями, острою болью пронизан, если б навылет… Все пули в душе остаются. Город измучен.
Ты входишь и вместо улыбки мне предъявляешь слезинки своих рекламаций. Мы понимаем, как наши симпатии зыбки. Сердце устало усталости сопротивляться. Черствость незыблема. Горя поток нескончаем. А между тем даже радость любви быстротечна. Что же мы, люди, друг друга опять обижаем? Жизнь коротка. Даже сильное сердце не вечно. Мы фанаты. Как орхидею, мы рациональность лелеем.
Рыбой об лёд наше сердце предельное бьётся. Ах, почему мы его защитить не умеем? Жизненный путь, словно зимнее утро, недолог. Сердце от окриков и от угроз замирает. Лишь справедливость - единственный наш кардиолог - всем принести исцеление не успевает. Нет, ничего ни к кому на земле не вернётся. Жми, мой трамвайчик. Тянись к остановке конечной. Кто-то сквозь стёкла, сквозь слёзы тебе улыбнётся. И любимое сердце не вечно. Я сегодня не выйду из дома. И скользит на ступеньках проклятый костыль.
Ты иди, погуляй. Да смотри, на дорогах знакомых чтоб тебя не нагнал зазевавшийся автомобиль. Возвращайся скорей. В переулке здесь бродят несчастья.
Мы остались одни на такой многолюдной земле. Мы остались одни. К сожаленью, встречаешь не часто продолженье души даже в самой надёжной семье. Хорошо, что порой к нам с тобой забегает соседка. Нынче всё - и забота и даже любовь - на ходу… Нам оставлены щи. Пировать нам приходится редко. Я пока подогрею еду. Мы неплохо живём. Да ведь нам-то и надо немного. Мне хватает вполне пенсионных доходов моих… А с едой мы с тобой можем жить на широкую ногу. Мы могли б прокормить и неплохо! Было б только кого… Никого у нас нет, к сожаленью… Мы остались одни на такой многолюдной земле.
Но какие прекрасные тени посещают меня в театральной полуночной мгле! Ты их чуешь. Во тьме ты всегда различаешь походку. Ты виляешь хвостом, слыша отзвук растаявших слов… Ты ласкаешься к прошлому. Ты вздыхаешь спокойно и кротко, ощущая, как я, давний запах духов и цветов. А когда зазвучит… Как ты можешь такое подслушать? А когда зазвучит двух сердец замирающий стон, ты тихонько скулишь, ты скулишь, разрывая мне душу, и покажется мне, что я молод… силён… и влюблён… Как ты чуешь печаль!
Как ты чуешь грехи и страданья! Ты наполниться смог всей моею прошедшей судьбой. Если б ценность людей измерялась по воспоминаньям, мы значительней всех на планете бы стали с тобой! Вот уж час на часах… Что же ты не приходишь с прогулки?
Отчего стало трудно дышать и темно, как в ночи? Боже мой, что за скрип тормозов в переулке? Не случилось ли что? Не случи… []. Жестокость На экране - заграничная любовь. Женщины в цветастом оперенье. И мужчины с респектабельностью львов элегантно совершают преступленья. Всех красавчик парфюмерный победит. Будут пляжи, «мерседесы» и облавы.
В ритмах музыки - восточный колорит, и она до неприличия слащава… На сеансе самом позднем - благодать: кто целуется в глуши большого зала, кто пытается актрисе подпевать, кто зевает откровенно и устало. Рядом с выходом из зала - туалет.
Две девчонки по четырнадцати лет грабят женщину. Наплёвано в углу. Пахнет хлоркой. Раздевают на полу. Их добыча: из вельвета пальтецо. Да с камушком кольцо. Ну а в сумке кроме книжки записной пара трёшниц да единый проездной.
На суде звучат гуманные слова, - безотцовщина, в семье недоглядели… Адвокат седая женщина права: исключительности фактор в этом деле. Аргумент защиты взвешивает суд. И девчонок, нет, не то чтобы прощают - доучиться им в колонии дадут.
Нынче хор они тюремный посещают. Только, может, эта мягкость развращает, ибо вскорости избили старика пацаны почти у школьного порога. Даже шапку не украли на фига? Не со мной. Неужели лишь поэтому привычно укрываться, как за каменной стеной, за сомнительным словечком «нетипично»? Не заметим. А молчанье, как и прежде, знак согласья. У жестокости есть множество причин. Безразличье - тоже форма соучастья.
Где впервые я отвёл трусливый взгляд? Как стихи мои утратили сердечность? В фильмах гангстерские выстрелы гремят. Человечеству грозит бесчеловечность. Две преступницы, две грешницы ведут нас, безгрешных, на скамью для подсудимых… Их глаза пустые спать мне не дают.
Страшно мне от их сердец неуязвимых. Неотступно, как возмездие грядёт и над ними - и над нами - «Суд идёт! Монолог футболиста Тебя мне не понять и не принять. И наша связка - чистая проформа. Мы поругались вечером опять, а завтра мы опять играем в сборной. В команде стало неуютно нам. В отличие от лет первоначальных сидим теперь всё больше по углам, всё чаще - молчаливы и печальны. А сколько было пота и труда! Откуда ж рядом выросли тупицы?
Но тренер бодр: «Сойдёмся, господа! Для общей славы надо потрудиться! Он жаждет славы. И начнёт с нуля. И будет счёт не по игре позорный. Ещё о нас легенды говорят, что были мы в борьбе неудержимы.
Теперь вовсю психологи следят, чтоб мы не уклонялись от режима, не уклонялись от привычных схем, чтоб тайно не мечтали о реформах… Один-единый стимулятор всем предписан докторами в нашей сборной. Мы в век универсальности живём в футбольном общежитии. Но всё же, куда мне деться со своим финтом, своим - коронным, дерзким, непохожим? Ещё такой продлится произвол и будут сплошь - прилизанные лица. А выбрали бы в жизни не футбол, почти что каждый мог бы отличиться.
И снова травма старая зудит. Недели две урвать бы на леченье. Но календарь не по науке сбит. А в прессе вновь - призыв к омоложенью… На вымокших футболках - номера. А имена остались для проформы. Что наша жизнь? Действительно, игра. Хотя неважно мы играем в сборной. У нас какой-то появился страх.
Идеи прежней нет у нападенья. Есть в наших внешне сомкнутых рядах вполне конкретный привкус отчужденья. А каждый может быть неукротим! А в среду снова тяжкий матч повторный… Мы друг на друга даже не глядим, но завтра вместе мы играем в сборной. Диалог в бассейне Я спросил у пловчихи Насти: - Как, малышка, тебе живётся? Всю дистанцию - как чумная. Финиширую - как придётся.
Что со мною - сама не знаю, не плывётся мне, не плывётся. А бывало - плыла с улыбкой. А была золотою рыбкой. И беспечна, и неранима. А заботы… те плыли мимо. Мы становимся злей и строже, нас людская любовь корёжит. И уходит былая лёгкость, не плывётся нам, не плывётся. Не для нас голубые блёстки и феерии водяные. Ветер нашей стихии - жёсткий. Мы реальные. Мы земные.
Воздух в лёгких не лёгок - труден. Свет реальности больно жжётся, оттого и твердим мы, люди: «Не плывётся нам, не плывётся…» [].
Куда же ушла основа? Ведь так начиналось славно! Казалось, что не убудет… Писалось о самом главном, о самых любимых людях. Беда, коли нет закалки. Изменчивый ветер дунул. Порой по чужой заявке я сочинял и думал. Податлив, как глина в слякоть, и в бога и в чёрта верил. Хотелось уйти, заплакать, да он же стальной - конвейер!
Бог мой! Перед кем выплясывал! Останется боль, разлука да эти слова Некрасова насчёт неверного звука… []. Я ничем себя не выдам, не взгляну на прочих дам. Ты красивая, не злая. Нам бы вместе жить да жить. У меня была другая… А, да что там говорить! Всё, что было, всё забуду. Станет вежливее речь. Как зеницу ока буду реноме твоё беречь. Гаснет лето. Скоро осень. Тает юных сил запас.
И друг друга мы не бросим, и не бросят камень в нас. Месть не вырвется из ножен. Ревность нынче - баловство. В зыбком мире нет надёжней равнодушья моего. Гладь на озере зеркальна - хоть катайся на коньках. Ты спокойна. Не печальна. Тишь да гладь в моих стихах. Мир Шекспира раскулачен. У Отелло нет внучат. Рядом сядем. Врозь поплачем. Гости в дверь не постучат. От зла на расстоянье. От наших дней и дел настолько вдалеке, что мамонты сюда приходят на свиданье.
Я знал, что наконец пристанище найду в краю, где доброты нетронутые гнёзда. Я выстроил свой дом у неба на виду, чтоб окнами надежд он мог глядеть на звёзды. Из отзвуков веков я выстроил свой дом.
Надёжней всяких стен деревьев хороводы. Увидел я теперь, как зарастают мхом пустячные дела, вчерашние заботы. Я выстроил свой дом без жести и гвоздей. Я выразил свой дом молитвой, как во храме.
Я высветил свой дом улыбкою твоей. Николай Николаевич Добронравов пришел в этот мир 22 ноября г. Отец, инженер Николай Петрович Добронравов работал на промышленном предприятии. В году его арестовали, и юному Николаю тогда, едва девятилетнему, предстояло столкнуться с тяжелыми испытаниями. Его мать, Елена Дмитриевна Добронравова — , которая родилась в городе Арзамасе, также оказалась в тюрьме, но нашла в себе силы пережить выпавшие на ее долю испытания.
После освобождения, она решила посвятить свою жизнь преподавательской деятельности и долго работала учительницей. Спустя некоторое время Николая появился на свет младший брат — Дмитрий.
Детские годы Николая в значительной мере были отмечены тяжелыми испытаниями, но даже в таких условиях он обрел любовь к искусству. Его бабушка по отцовской линии знакомила его с миром театра и другими видами искусства, что стало первым шагом к его творческой судьбе.
В десять лет Николай был настолько вдохновлен уроками литературы, что заучил наизусть бессмертное произведение Александра Сергеевича Грибоедова «Горе от ума». После начала войны мальчика отправили в детдом, который эвакуировали в Горький.
Вскоре юноша перебрался в Малаховку, где и окончил школу, получив золотую медаль. После того как получил два высших образования, талантливый юноша обратил свое внимание на кинематограф. Его актерский талант особенно заметен в ранних советских фильмах, где он сыграл разнообразные роли, привлекая внимание к своему искусству. В г. Николая Добронравова и его супругу заразил коронавирус, но супруги смогли одолеть недуг.
Жизнь выдающегося поэта и актера была богата событиями и творчеством, а его талант и культурное наследие оставят неизгладимый след в сердцах многих поклонников и почитателей искусства. Сердце выдающегося актера и поэта остановилось из-за длительной болезни. Последние месяцы своей жизни он находился в специализированной клинике, неспособный к самостоятельному передвижению.
В то время как его супруга, Александра Пахмутова, оставалась в сознании. Она не прекращала общение с родственниками и друзьями. Последние недели жизни Добронравов находился в реанимационном отделени, где к нему имели доступ лишь медицинские работники.
Его состояние оставалось критическим. До последних минут жизни Александра Николаевна не теряла надежду на выздоровление своего супруга. Александра Николаевна получила печальную весть лишь через 12 часов после его ухода. Машина скорой помощи вызвали к их дому заранее.
Хотя она тяжело восприняла эту потерю, ее окружали друзья и родственники, которые оказали ей поддержку. Актеры, музыканты и просто близкие люди, сотрудничавшие с этой творческой парой, решили не высказывать Александре Пахмутовой слова соболезнования, опасаясь негативного воздействия на ее состояние.
Выдающийся актер был похоронен на Новодевичьем кладбище. Хотя Николай Добронравов известен в первую очередь как актёр и песенник, его произведения имеют характерный стиль и тематику. Вот основные черты его произведений:. Общая тематика произведений касается жизненных ситуаций, чувств и переживаний, которые знакомы каждому человеку. Николай Добронравов в первую очередь известен как актёр и песенник, и его наиболее значимые произведения относятся к обеим этим сферам творчества.
Вот несколько из них:. Помимо песен, Николай Добронравов известен своими ролями в кино. Его участие в фильмах, «За спичками», «12 стульев», «Бриллиантовая рука», оставило неизгладимый след в истории отечественного кино. Эти произведения представляют лишь малую часть творчества Николая Добронравова, который внес значительный вклад в советскую и российскую культуру как актёр и песенник.
Николай Добронравов оставил заметный след в истории советской и российской культуры, благодаря своему таланту как актёра и песенника. Его влияние и наследие особенно заметны в следующих аспектах:. Николай Добронравов оставил неизгладимый след в истории российской культуры, и его наследие продолжает вдохновлять и восхищать поколения как в России, так и за её пределами. Созвездье Гагарина Пусть звёзды опять нам назначат свидание, Мы слышим разряды космических вьюг… Ты с Маленький принц 1.
Кто тебя выдумал, Звездная страна?! Снится мне издавна, Снится мне она. Выйду я из Ты теряешь, родная, последние силы Ты теряешь, родная, последние силы. Мы уже не спасем тебя. Не укрепим. Как молоды мы были Оглянись, незнакомый прохожий, Мне твой взгляд неподкупный знаком… Может, я это, — только Ополченье Во мраке с горя сгорбились мосты. Тревожно площадей сердцебиенье… На запад уходило ополченье Герои спорта Будет небесам жарко!
Сложат о героях песни. В спорте надо жить ярко, Надо побеждать Хлеб Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями, Помним в горькие годы ясней, Молодые Неожиданный мой друг, Всё у нас впервые: Сколько музыки вокруг И стихов стихия! Эти ласковые Турнир эрудитов Что за крики, что за шум? Это мы взялись за ум. Надрывается эфир Богатырская наша сила То не грозное небо хмурится, Не сверкают в степи клинки — Это батюшки Будем вместе Ты на свете одна, одна, Ты одна, как в году весна, Ты одна, Если отец герой Когда окончилась война, Он не вернулся, чтоб увидеть сына… Остались у мальчишки ордена Отца, Нежность Опустела без тебя Земля… Как мне несколько часов прожить?
Так же падает в Ты моя надежда, ты моя отрада Слышится нам эхо давнего парада, Снятся нам маршруты главного броска… Ты — моя Славяне Зловещий призрак снова бродит.
Восходит ржавая трава. И снова жизнью верховодит Иван, не помнящий Трус не играет в хоккей Звенит в ушах лихая музыка атаки… Точней отдай на клюшку пас, сильней Камчатка Теорема доказана будет.
