Блок фабрика читать
Россия поздно вступила на этот путь, поэтому зарождающемуся русскому пролетариату было еще тяжелее. Мы встречались с тобой на закате…. И слушать в мире ветер! Александр Блок — стихи. Европы История.
Мистика социального зла, лежащая как бы на поверхности внешней реальности стихотворения, не теряет своего значения, но, с точки зрения символистской эстетики, необходимо двигаться a realibus, ad realiora — от реального к реальнейшему.
Стихотворение открывается катреном, в котором задается, с одной стороны, пространственная характеристика происходящего « В соседнем доме… » , с другой — появляется знаменитый блоковский социально маркированный цвет « …окна жолты » , символизирующий мещанскую составляющую бытия. Представленный Блоком ритм работы фабрики кажется нам несколько необычным — люди приходят туда вечером, хотя, конечно, можно предположить, что речь идет о вечерней смене, но….
Столь однозначное обращение к конкретному времени суток — вечеру — может вызывать, например, ассоциацию с мифологическим контекстом античности. Речь идет о Сфинксе, загадывавшем одну и ту же загадку всем прохожим и убивавшем всех, кто ее не разгадывал.
Отгадать эту загадку не мог никто: «Кто ходит утром на четырех ногах, днем — на двух и вечером — на трех ногах? Таким образом, вечер как закат человеческой жизни — соответствующая и всему циклу, и системе координат ближайших «Фабрике» стихотворений смысловая пуанта. Итак, конец человеческой жизни, врата ада или рая, которые, исходя из содержания второго катрена, еще « глухо заперты ».
Во втором же катрене появляется новый персонаж — « недвижный кто-то, черный кто-то », образ которого, с одной стороны, мог бы трактоваться как образ хозяина фабрики, чья тень отражается на противоположной стене за счет того, что в помещении, где находится буржуа, горит электрический свет.
Но стоит вспомнить следующее за «Фабрикой» стихотворение, где тот же загадочный «кто-то» отделяется от стены и укрывает умершую героиню саваном. Черный цвет в данном тексте явно маркирует тему потусторонности, тему зла, которая подкрепляется и сакральным мотивом счета.
В третьем катрене становится понятно, что лирический герой находится как бы вне ситуации, за пределами добра и зла: он на вершине, он все видит и слышит, слышит, как « он медным голосом зовет ».
Медный глас — звук медных труб Ангелов, возвещающих о конце света, но это и « непрерывный, заунывный звук », возвещающий о конце жизни героини следующего за «Фабрикой» стихотворения.
В последнем катрене врата-ворота открываются, люди входят, пока не понятно, куда, наваливают « на спины кули ». Опять-таки, с одной стороны, кули — вполне очевидный атрибут фабричной работы, с другой стороны, в ситуации контекстного анализа этот образ вполне может быть интерпретирован как мотив бремени человеческих грехов, за которые придется отчитываться на Страшном Суде.
Мотив смеха — мотив дьявольский, «черный кто-то» оказывается единственно существующей высшей силой, творящей суд над грешниками.
Более того, надежды людей на хоть кому-то уготованный рай оказываются бессмысленными, потому что смех вызывает тот факт, « что этих нищих провели ». Двусмысленность фразы очевидна: нищих, то есть фабричных бедняков, обманули в социальном смысле; людей обманули в их надежде на милость Божью, ибо в этой системе координат есть только «черный кто-то».
Исходя из логики «Фабрики», рая нет, а фабрика — ад.
Единственное существо, находящееся за его пределами — поэт. Это вполне соответствует теургической логике символизма. Обращаясь к поэтическому миру Блока, нужно тщательно вдумываться в его символику и не подменять блоковские значения собственными — традиционными, закрепленными в культурологическом коде, так как это ведет к искажению смысла произведения. Предлагаемое стихотворение, входящее в школьную программу, часто — и неправильно — воспринимается как текст жизнеутверждающего пафоса, пронизанный «восторгом перед жизнью».
При этом не учитывается важнейший для поэта принцип организации его трилогии, место подцикла «Заклятие огнем и мраком» обычно его называют просто циклом в цикле «Фаина» в конце второго тома.
Само стихотворение, начатое как будто в мажорном напоре, кончается драматическим минором. Связано это с тем, что мы вкладываем в блоковский символ весны привычную идею радости, любви, пробуждения, рассвета. У Блока не совсем так. В первом томе трилогии в эпоху «Стихов о Прекрасной Даме» мы встречаем традиционно-позитивный символ весны, с которой связаны мистические, «вселенские» чаяния божественной гармонии. Но далее картина резко меняется. Уже, например, в цикле «Распутья» героиня стихотворения узнает, что смертельно больна, именно весной.
Далее перед читателем предстает новая, странная и даже страшная весна. Она связана с темными, колдовскими силами, весна — «грозовая», «бурная», «огненная», а главное — непомерная в своем разрушении гармонии, меры, границ. Именно в этом кругу ассоциаций вторично образ весны в приведенном стихотворении.
Она тлетворна, она пьянит, несет болезненность восприятия мира, она — «ненужная весна». Осенью года написаны стихотворения, составившие впоследствии подцикл «Заклятие огнем и мраком».
Поэт поднимается над своей « кощунственной » А. Белый резкостью, и на смену жестокому и безнадежному «не нужна» придет суровое, драматическое «принимаю! О, весна без конца и без краю — Без конца и без краю мечта! Узнаю тебя, жизнь! И приветствую звоном щита! Принимаю тебя, неудача, И удача, тебе мой привет! В заколдованной области плача, В тайне смеха — позорного нет! Принимаю бессонные споры, Утро в завесах темных окна, Чтоб мои воспаленные взоры Раздражала, пьянила весна!
Принимаю пустынные веси! И колодцы земных городов! Осветленный простор поднебесий И томления рабьих трудов!
И встречаю тебя у порога — С буйным ветром в змеиных кудрях, С неразгаданным именем бога На холодных и сжатых губах… Перед этой враждующей встречей Никогда я не брошу щита… Никогда не откроешь ты плечи… Но над нами — хмельная мечта! И смотрю, и вражду измеряю, Ненавидя, кляня и любя: За мученья, за гибель — я знаю — Все равно: принимаю тебя! Стихотворение «О смерти» — первое в цикле «Вольные мысли», который как бы логически закрывает второй том блоковской трилогии — период «антитезы» для лирического героя.
В этом цикле всего четыре стихотворения, которые, кстати, были написаны раньше, чем большая часть стихотворений «Фаины» — цикла, который в канонической компоновке автора предвосхищает «Вольные мысли».
Дальше только антикульминация всей трилогии — цикл «Страшный мир». Общая логика второго тома такова: после импрессионистически-обобщенных, метафорических состояний лирический герой как бы надевает очки с невероятным количеством диоптрий, получает дар видения к контурной конкретной образности, дар трезвого и даже чересчур четкого отношения к миру, которому свойственна ирония, постепенно разлагающая душу до состояния «страшного мира».
Если феномен смерти в восприятии лирического героя до этого был сакрален и неоспорим в своей возвышенности, то в этом стихотворении мы смотрим на смерть как бы… глазами насекомого — например, стрекозы. Такой взгляд на мир дает расколотую на мелкие кусочки фрагментарность видения мира, бытие, воспринимаемое целостно, становится расколотым на мелкие обломки. Смерть еще существует в этом бытии, но воспринимается десакрализованно. Лирической герой обрушивается на дно своей души, и это момент духовной истории его личности.
Всё чаще я по городу брожу. Всё чаще вижу смерть — и улыбаюсь Улыбкой рассудительной. Ну, что же? Так я хочу. Так свойственно мне знать, Что и ко мне придет она в свой час. Я проходил вдоль скачек по шоссе. День золотой дремал на грудах щебня, А за глухим забором — ипподром Под солнцем зеленел. Там стебли злаков И одуванчики, раздутые весной, В ласкающих лучах дремали. А вдали Трибуна придавила плоской крышей Толпу зевак и модниц. Маленькие флаги Пестрели там и здесь. А на заборе Прохожие сидели и глазели.
Я шел и слышал быстрый гон коней По грунту легкому. И быстрый топот Копыт. Потом — внезапный крик: «Упал! Чуть-чуть отстав от них, скакала лошадь Без седока, взметая стремена.
А за листвой кудрявеньких березок, Так близко от меня — лежал жокей, Весь в желтом, в зеленях весенних злаков, Упавший навзничь, обратив лицо В глубокое ласкающее небо. Как будто век лежал, раскинув руки И ногу подогнув. Так хорошо лежал. К нему уже бежали люди. Издали, Поблескивая медленными спицами, ландо Катилось мягко.
Люди подбежали И подняли его И вот повисла Беспомощная желтая нога В обтянутой рейтузе. Ландо подъехало. К его подушкам Так бережно и нежно приложили Цыплячью желтизну жокея. Человек Вскочил неловко на подножку, замер, Поддерживая голову и ногу, И важный кучер повернул назад.
И так же медленно вертелись спицы, Поблескивали козла, оси, крылья Так хорошо и вольно умереть. Всю жизнь скакал — с одной упорной мыслью, Чтоб первым доскакать.
И на скаку Запнулась запыхавшаяся лошадь, Уж силой ног не удержать седла, И утлые взмахнулись стремена, И полетел, отброшенный толчком Ударился затылком о родную, Весеннюю, приветливую землю, И в этот миг — в мозгу прошли все мысли, Единственные нужные. Прошли — И умерли. И умерли глаза. И труп мечтательно глядит наверх. Так хорошо и вольно. Однажды брел по набережной я. Рабочие возили с барок в тачках Дрова, кирпич и уголь.
И река Была еще синей от белой пены. В отстегнутые вороты рубах Глядели загорелые тела, И светлые глаза привольной Руси Блестели строго с почерневших лиц. И тут же дети голыми ногами Месили груды желтого песку, Таскали — то кирпичик, то полено, То бревнышко. И прятались.
А там Уже сверкали грязные их пятки, И матери — с отвислыми грудями Под грязным платьем — ждали их, ругались И, надавав затрещин, отбирали Дрова, кирпичики, бревёшки. И тащили, Согнувшись под тяжелой ношей, вдаль. И снова, воротясь гурьбой веселой, Ребятки начинали воровать: Тот бревнышко, другой — кирпичик И вдруг раздался всплеск воды и крик: «Упал!
Рабочий, ручку тачки отпустив, Показывал рукой куда-то в воду, И пестрая толпа рубах неслась Туда, где на траве, в камнях булыжных, На самом берегу — лежала сотка. Один тащил багор. А между свай, Забитых возле набережной в воду, Легко покачивался человек В рубахе и в разорванных портках. Один схватил его. Городовой, гремя о камни шашкой, Зачем-то щеку приложил к груди Намокшей, и прилежно слушал, Должно быть, сердце.
Потом все стали тихо отходить, И я пошел своим путем, и слушал, Как истовый, но выпивший рабочий Авторитетно говорил другим, Что губит каждый день людей вино.
Пойду еще бродить. Покуда солнце, Покуда жар, покуда голова Тупа, и мысли вялы Ты будь вожатаем моим. И смерть С улыбкой наблюдай. Книгу «Сборник стихов», автор которой — Александр Блок, вы можете почитать на сайте или в приложении для iOS или Android.
Книги, аудиокниги и комиксы электронной библиотеки Букмейт можно читать и слушать онлайн или скачивать на устройство, чтобы читать без интернета. Оформить подписку Войти. Александр Блок Сборник стихов. На полку. Уже прочитано. Поделиться через VK. Сообщить об ошибке. В сборник входят следующие стихотворения: «Ты помнишь? В нашей бухте сонной…» «Cижу за ширмой…» «Твое лицо мне так знакомо…» «Многое замолкло. Многие ушли…» Демон «Всю жизнь ждала. Устала ждать…» «Ушла. Холодеет кровь…» «Как день, светла, но непонятна…» «Девушка пела в церковном хоре…» «Превратила всё в шутку сначала…» «По улицам метель метет…» «И вновь — порывы юных лет…» «Я вам поведал неземное…» «Принявший мир, как звонкий дар…» В дюнах На островах «Гармоника, гармоника!..
Под лунным серпом…» Голос в тучах «Идут часы, и дни, и годы.
Глухая ночь мертва…» «Одинокий, к тебе прихожу…» «Предчувствую Тебя. Года проходят мимо…» «Мы встречались с тобой на закате…» Две надписи на сборнике Пушкинскому дому Седое утро Коршун Из газет «Ветер хрипит на мосту меж столбами…» «Поднимались из тьмы погребов…» «Я шел к блаженству. Путь блестел…» «Дышит утро в окошко твое…» Неведомому Богу Моей матери «Спустилась мгла, туманами чревата…» «Ярким солнцем, синей далью…» «Лениво и тяжко плывут облака…» «Поэт в изгнаньи и в сомненьи…» «Хоть все по-прежнему певец…» «Ищу спасенья…» «Входите все.
Во внутренних покоях…» «Я, отрок, зажигаю свечи…» «Целый год не дрожало окно…» «У забытых могил пробивалась трава. Дорога крута…» «Я вышел. Медленно сходили…» Моей матери «Чем больней душе мятежной…» «В день холодный, в день осенний…» «Белой ночью месяц красный…» «Я жду призыва, ищу ответа…» «Ты горишь над высокой горою…» «Медленно в двери церковные…» «Будет день — и свершится великое…» «Я долго ждал — ты вышла поздно…» «Ночью вьюга снежная…» Ночь на Новый Год «Сны раздумий небывалых…» «На весенний праздник света…» «Не поймут бесскорбные люди…» «Ты — божий день.
Мои мечты…» «Гадай и жди. Среди полночи…» «Я медленно сходил с ума…» «Весна в реке ломает льдины…» «Странных и новых ищу на страницах…» «Днем вершу я дела суеты…» «Люблю высокие соборы…» «Брожу в стенах монастыря…» «Я и молод, и свеж, и влюблен…» «Свет в окошке шатался…» «Золотистою долиной…» «Я вышел в ночь — узнать, понять…» Экклесиаст «Явился он на стройном бале…» «Свобода смотрит в синеву…» «Разгораются тайные знаки…» «Я их хранил в приделе Иоанна…» «Стою у власти, душой одинок…» «Запевающий сон, зацветающий цвет…» «Я к людям не выйду навстречу…» «Потемнели, поблекли залы…» «Всё ли спокойно в народе?..
